Как работает Психологическая служба «Сириуса»

— Психологическая служба Университетской медицинской клиники «Сириус» работает уже около года. Вы были среди ее организаторов и создателей. Расскажите об основных направлениях вашей работы.

— У нас два плеча. Первое — это работа с детьми, и этим занимается детская психологическая служба. Ребята, которые учатся в Лицее и детском саду, имеют право на бесплатную помощь от нас в рамках сервисного договора.

Второе плечо — это студенты Научно-технологического Университета и Колледжа, а также преподавательский состав и сотрудники Университета. Все они также имеют право на бесплатную психологическую помощь.

Параллельно ведется коммерческий прием детей и взрослых, которые хотят попасть к нам со стороны.

— На какие принципы психологической помощи вы опираетесь в своей работе?

— Первое, чем мы занимаемся — это evidence-based methods (англ. — научно обоснованные методы, прим. ред.). То есть у нас есть доказательства, что эти методы показали свою эффективность. Для работы мы ищем именно такие методы.

Беседа сотрудников психологической службы с родителями лицеистов в рамках проекта Родительский клуб Фото: © Пресс-служба «Сириуса»

Вторая часть — это интегративный подход, то есть мы не смущаемся сказать, что ребенка желательно показать, например, неврологу, психиатру, изменить какие-то условия среды и так далее. Мы понимаем, что, работая сообща, можно добиться результата, при необходимости — с медицинской командой, с родителями, воспитателями, иногда с образовательной средой. Только в таком случае мы можем обеспечить психологическое благополучие ребенка.

Третье — это купольный подход. Все, что касается психологического здоровья ребенка, мы берем на себя, мы не зависим от Лицея, детского сада. У нас скорее врачебный подход — беспристрастный и независимый от всех. Если нам нужно, чтобы у ребенка было что-то определенное, мы говорим об этом без оглядки. Это основные постулаты.

Три компонента нашей научно обоснованной практики: исследования (лучшие инструменты), экспертиза (качественная подготовка специалистов) , адаптация к контексту (ребенок в среде). Сотрудники службы проходят супервизии и интервизии согласно лучшим стандартам.

—  В рамках договорных отношений к вам можно обратиться только по рабочей тематике или с любым вопросом?

— Мы занимаемся и взрослыми, и детьми. Обратиться к нам можно с любой проблемой, которая нарушает ведение рабочего или образовательного процесса. Можно и с мужем развестись так, чтобы потом не работать. Можно так из-за ситуации в стране переживать, что это будет мешать работать. Такие взрослые проблемы — это наш профиль.

Елизавета Заикина Скриншот: © Образовательный центр «Сириуса»

С детьми ситуация другая. Наша цель — вернуть ребенка в образовательный процесс и сделать так, чтобы обучение было эффективно.

—  Изначально человек идет к вам, или вы как внешний наблюдатель контролируете психологическое состояние детей и сотрудников?

— Естественно, это зависит от звена. Когда дело касается детей, чаще обращение идет к нам через тьютора (наставника — прим. ред.), педагога или воспитателя, которые видят, что ребенок что-то демонстрирует, а они действительно видят. Перед каждым учебным годом мы проводим обучающий курс психологии для педагогов. Там преподаватели получают основные предикторы (характеристики — прим. ред.), по которым они могут сказать, к нам этот ребенок или им дальше следует применять свое педагогическое джедайство. При спорных ситуациях мы всегда просим показать ребенка и вместе решаем, что нужно делать — либо скорректировать воспитательную траекторию, либо пора привлекать психологов. Опция «подойти ребенку напрямую к нашему специалисту» тоже всегда есть.

В Университете и Колледже — это исключительно самообращения. Все педагоги о нас знают, и если они видят, что у студента какая-то проблема, подскажут ему, что он может обратиться за психологической помощью.

— Приведите примеры рабочих кейсов.

— Я взрослый психолог и мне очень нравятся случаи из детской практики, которые очень похожи на волшебство. Например, наши специалисты из детского сада показывают ребенка, у которого тики, а после работы с психологом они проходят. Порой ситуация выглядит, откровенно говоря, страшно.

Но когда эту страшную ситуацию можно довести до нормы, возможно не до ее пика, но до нормы, это уже «психологическое волшебство».

Например, на интервизии (формат общения для обмена опытом — прим. ред.) наши специалисты из детского сада рассказывают о ребенке, который вообще не концентрировался, разносил всю группу, просто не мог сесть спокойно. Естественно, никакого усвоения образовательного материала у него не происходило. Эксперты медитативно занимаются с ним регуляторными методиками и получают результат. Да, ребенок еще не усидчив на занятиях, но 7 из 20 минут он усваивает, и для него это уже огромный прогресс. И что важно, это часто вопрос месяцев, а не годичной работы.

Также часто с детьми мы работаем с эмоциональным регулированием, управлением гневом, эскапизмом, социально неприемлемыми формами поведения.

Конечно, есть состояния, которые мы никогда не «починим» полностью. Например, синдром дефицита внимания и гиперреактивности — это состояние мозга. Мы не можем исправить состояние мозга, и никто этого не сделает, но мы учим такого ребенка. На начальном этапе адаптируем к нынешнему уровню нагрузки, а в перспективе он должен научиться «собирать» себя под каждую новую задачу. Это очень длительный и сложный процесс.

В подростковом возрасте часто работаем с неразделенной любовью или расставанием после отношений. Это состояние ощущается очень болезненно. Есть два пути выхода: конструктивный и деструктивный. Конструктивный — человек переживает, интернализирует этот опыт и опирается на него дальше в своей жизни. Например, говорит, что больше не готов встречаться с человеком, который так к нему относится, или наоборот, что это было очень здорово, и теперь он не готов идти на меньшее. Другая сторона, когда человек бесконечно начинает заниматься сталкингом (навязчивое внимание к человеку — прим. ред.), считает, что никогда никого не найдет и никого не полюбит, застревает в процессе исцеления.

Фото: © Пресс-служба «Сириуса»

У взрослых мы много работаем с физическими утратами в широком смысле (развод, уход с работы, смерть).

— Сарафанное радио работает? Идут к вам на прием друзья тех, кто уже к вам обращался?

— В России не принято говорить, что ты ходишь к психологу, может быть только в случаях, когда мама рассказывает подругам, что водит ребенка. Эта ситуация активно компенсируется студентами. Случается, что они приходят к нашим психологам только потому, что здесь уже были их друзья, и им интересно посмотреть, кто такие психологи и что они делают.

— Вы рассказали про индивидуальную работу, а как ведется работа с классами, коллективами?

— Работы такого формата ведутся по запросам. Если у нас есть история про буллинг (травля в коллективе, как правило школьном или студенческом — прим. ред.), мы действуем по отработанному уже протоколу. В этом случае включается стратегия нулевой толерантности. Предупреждаем, что один раз мы объясним, почему так себя вести нельзя, а дальше будут санкции.

Понимание, что нельзя травить человека —это базовая вещь, которую надо объяснять с пеленок. 

Мы проводим психообразование, формируем педагогические компетенции, выходим к преподавателям, когда у них возникают сложности в решении конфликтов. В Университете и Колледже студентам доступны мини-курсы: психообразование, ненасильственное общение, конфликты, тревога.

— Вы учите преподавателей распознавать тревожные признаки и обращаться к вам за помощью. Параллельно проводится ли какой-то периодический срез, анализ данных?

— В Лицее у нас есть ассессмент (англ. assessment — оценка, прим. ред.). Каждые три недели тьюторы, преподаватели заполняют опросник по системе «да/нет», где мы видим изменения, на которые нужно обратить внимание. Самое важное в психологии — это изменение поведения. Если ребенок все время был грустным, потом резко стал веселым — это изменение. Возможно, это говорит о том, что личность испытывает сложные переживания. Благодаря опросникам мы фиксируем эти изменения и при необходимости берем ребенка на карандаш.

Фото: © Пресс-служба «Сириуса»

— Какова структура службы, которая выполняет весь этот объем работы? И как вы отбирали кадры?

— Я провела более 600 интервью, чтобы набрать команду из шести человек, а сколько просмотрела резюме... Со следующего года эти шесть человек будут помогать писать научные работы, исследовать протоколы. Я совершенно искренне говорю, что у меня восхитительная команда! Они потрясающие люди и потрясающие специалисты, они быстро учатся, адаптируются и вливаются в среду.

— Какие научные работы, исследования ждать от вашей команды в ближайшее время?

— Три трека, которые у нас сейчас есть, — это диагностика, изучение эффективности терапии и психологическое образование (для специалистов и людей, занимающихся саморазвитием). Если говорить о перспективах, то в этом году мы начинаем направление «Клиническая психология» в Научном центре трансляционной медицины. Там мы будем изучать процесс диагностики. В том числе мы будем заниматься интерфейсом, который станет помощником психолога для стандартизации процесса создания психологического заключения.

Второе направление, которое мы запустим позже, — изучение эффективности методов терапии.

Большое внимание будем уделять образовательной деятельности. В ней можно выделить три направления:

• профессиональное образование и повышение квалификации для психологов;
• развитие психологических компетенций и навыков педагогов;
• развитие общих психологических компетенций и навыков.

Елизавета Заикина Скриншот: © Образовательный центр «Сириуса»

— У вас есть информационная база. Как вы будете использовать эти данные в научной деятельности?

— Чтобы использовать данные, мне нужно разрешение людей на научное использование. На данные, с которыми я работаю в Лицее или Университете, мы получали другое разрешение, разрешение на практическую деятельность. Когда, например, у меня появится диагностический инструмент, и я захочу проверить, работает он или нет, я могу пойти к своей выборке в Лицее и дать родителям выбор: «согласны ли вы, чтобы я поговорила с вашим ребенком новым методом и попробовала поставить диагноз новой методикой, но вы должны знать, что она еще не проверена». Родитель здесь может поддержать науку и дать согласие, при этом он должен получить достаточно информации о методе, чтобы быть спокойным. Только тогда я беру и использую новую методику. По умолчанию дети и родители получают услуги по международным стандартам, которые уже есть. Другой вопрос, что эти стандарты постоянно улучшаются, но, чтобы применять их в России, нужно сначала научную часть проверить на наших выборках, валидировать их. Если вы как родитель заинтересованы, чтобы психологическая помощь росла в эффективности и качестве, то мы ожидаем, что вы нам скажете «да». Естественно, до того, как работать с детьми, мы получаем все заключения от биоэтических комитетов. Все, что мы делаем, супербезопасно. Единственный риск, что новый метод будет не так эффективен, чем тот, что мы использовали раньше. Но мы это не узнаем, пока не проверим.

— Как идет работа с родителями? В Лицее часто проходят встречи с психологами в формате Родительского клуба, где обсуждаются насущные вопросы. Насколько эта деятельность востребована и вписывается в общую схему работы психологической службы?

— Сейчас Родительский клуб мы проводим на добровольных началах, нам очень нравится эта идея. Чем более осознанные у нас родители, тем меньше у нас детей, а сейчас к нам уже стоит очередь. Возможно, клуб выльется в совместный проект Лицея и Университета, где мы сможем охватить большую аудиторию для развития родительских компетенций. На данный момент, если у родителей есть к нам пожелания, мы всегда готовы к диалогу.

Фото: © Пресс-служба «Сириуса»

— Вы сказали про очередь, насколько она велика?

— К взрослым психологам достаточно большая, и там приходится ждать. Детей мы хорошо приоритезируем. Например, есть дети, у которых проблемы с черно-белым мышлением. Конечно, важно чтобы его не было, потому что оно сильно ограничивает и ребенка, и взрослого. Но эта проблема неопасна и не мешает обучению, поэтому мы снижаем приоритет. Мы этого ребенка обязательно примем, но, возможно, не на этой, а на следующей неделе. В первую очередь идут те, у кого проблемы с образовательным процессом, и кризисные дети.

— Видна ли работа в перспективе? Как ребенок меняется от ступени к ступени?

— Мы работаем только год, но уже видны результаты. У детей, с которыми раньше велась работа в саду, и они пришли к нам в первый класс, у них сразу видно, что ребенок «отрастил» с помощью психолога. У нас есть девочка, которая постоянно сильно расстраивается и плачет. В детском саду она плакала долго и безутешно. В Лицее она все еще расстраивается — я не могу сказать, что мы совершили чудо и ребенок теперь только радуется жизни. Ей нужно, чтоб ее послушали прям 10 секундочек, а потом она успокаивается. Я понимаю, что это «отрастилось», в том числе из-за нас.

— В любой школе есть психолог. В чем вы видите преимущества работы целой команды, а не одного человека?

— У моих психологов есть я, есть Елена Леонидовна (Елена Григоренко — доктор психологических наук, PhD, и.о. директора Научного центра когнитивных исследований — прим. ред.), есть коллеги из Научного центра когнитивных исследований, к которым они могут прийти со сложным вопросом. Есть супервизия, есть контроль качества и цели работы. Часто школьным психологам, в отличии от нас, негде учиться современным направлениям, брать методики, у них не стандартизированы методы. Дело не в том, что они плохие, а в том, что им никто не дал базу.

У меня облачный диск на 4 ГБ с учебными материалами, работа методическая по накоплению протоколов, диагностических методик, по их обновлению. У школьного психолога просто не дойдут до этого руки.

Мы понимаем не только то, что мы делаем, когда находимся один на один с ребенком, но и то, что мы общая система. В этом случае один в поле не воин.